(no subject)

День был длинный и для души полезный, теплый.
И по дому пошуршала и на работу съездила, остались дела, которые нельзя было оставлять "на потом".

В маршрутке рядом со мной сел мальчик лет 18-20, в наушниках. По его виду можно было предположить, что в наушниках по меньшей мере Оззи Осборн - и то, если мальчик образованный. Услышала размеренный голос, читающий какую-то книгу. Прислушалась.
"Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом..."
Куприн, йоптель...
Захотелось встать и сделать книксен.
Мальчик слушал, полузакрыв глаза под длинной розово-черной челкой.

На Пушкинской, в трубе, навстречу шли юноша и девушка. В ярких горнолыжных костюмах. За плечами каждого был прикреплен сноуборд, у юноши разрисованный голубыми сполохами, у девушки - розовыми. Издали казалось, что у них над головами разноцветные нимбы. Их лица светились ровным спокойным счастьем.

Днем когда гуляла с Варькой встретили вестхайлендиху Соню. Варька кинулась к ней как к родной. Девицы здоровались, аж прискуливали от радости. Хозяйка посмотрела на меня со странным выражением: "Мы когда проходим мимо вашей двери, она все время тормозит и упирается - что вы ей там такого давали?"
Я развела руками.

Снова радуюсь тому, что живу одна. Вечера наполненные музыкой, фильмами, теплым запахом готовящейся еды, зубрежкой испанских свистящих и рыкающих слов, теперь еще скрипом шпангоутов и звоном такелажа. Расчерченные и размеченные лично мной в лоции моей жизни. Неторопливые и уютные.
Перед сном, когда я выкуриваю последнюю сигарету, стоя у окна и глядя на любимый фонарь, внутри что-то иногда сонно жалуется, как маму зовет. Я глажу его по встопорщенной мягкой шерстке и оно снова сворачивается клубочком в самой глубине.
Скоро лето.