(no subject)

Читаю ленту и кажется что во всем белом свете идет снег-снег-снег.
Весь мир уже давно замело по Гималаи и все эти записи на самом деле - это эхо мыслей и чувств тысяч людей по всему миру, заваленных сугробами. Они сидят по своим домам, их окна и двери занесло снегом, они топят камины и печки, греют глинтвейн, шуршат страницами толстых старинных книг. А когда часы показывают утро они поднимаются по скрипучим винтовым лестницам, освещая себе путь керосиновыми лампами и наводят порядок на чердаках - открывают пузатые сундуки, вываливают из них грудами парчовые и шелковые платья, зарываются в них со своими детьми и рассказывают им старые семейные легенды. Пока часы не покажут время обеда.
А после обеда кто-нибудь обязательно хочет выйти на крыльцо - подымить трубочкой. Но перед дверью спохватывается и досадливо крякнув, возвращается в свое старое потертое кресло. А дети прибегают к нему и, заглядывая в глаза, шепотом спрашивают про елку.
А наверху, высоко в небе, висит гигантский шар желтого солнца и с недоумением смотрит на этот немыслимый сугроб.

В Москве постанывают водосточные трубы в которых на лету замерзли потоки воды. И машины ворочаются осторожно звенящими сверкающими бортами на цыпочках разъезжаясь в узких переулках. На площадях и в скверах переливаются сотнями разноцветных огней елки. А город прикрыт тонкой вуалью негустого снега. Как шубкой южного, греческого, не знающего истинных морозов, производства.
И по утрам светит беспощадно холодное солнце.